С барменом, назвавшимся Степаном, они протрепались минут, наверное, тридцать, пока их не прервал подошедший от столов Анатолий, который по-дружески толкнул ходока в плечо пудовым кулачищем и добродушно пробурчал:
— Слышь, Вовчик, хорош трепаться, все уже на столе. Остынет — второй раз греть никто не будет.
И правда, что-то заболтался он, даже момент, когда на столы накрывать начали, проморгал. Холодное лопать, действительно, удовольствие сомнительное, поэтому быстренько свернув разговор ходок собрался уже было присесть к Тюкалову и рассказать обо всем, что выяснил, но увидал, что Михаил уже беседует со здешним старшим городским стражником, и плюхнулся на лавку рядом с Толей, справедливо решив, что отвлекать командира сейчас не стоит. Только когда заметил, что командир радиометр из кармана вытянул, чуть не рванул было шепнуть, чтоб спрятал от греха, пока хозяева не увидали, а то ведь они всерьез на подобное обидеться могут. Выставят посреди ночи за порог, и вещи из окон повыкидывают. А главное — и не сделать ничего в ответ, потому как по всем понятиям «косяк» за ними и, если что, то гостиничных все поддержат, а вот от них, наоборот, отвернутся. Нельзя в нейтральных торговых городах так открыто свое недоверие выказывать, тут не Пустошь, где человек человеку — волк, тут люди снова пытаются нормальную жизнь строить. Пусть не всегда удачно, корявенько, но пытаются. Однако — обошлось, еще до того, как бармен Степан или румяная тетка-подавальщица что-то заметили, Прохоров наклонился к Михаилу и что-то ему сказал. Похоже, на ту же самую тему. Потому что Тюкалов, явно смутившись, торопливо убрал радиометр в карман. Пронесло! Ходок выдохнул и подумал о том, как много еще разных мелочей, воспринимаемых им как нечто само собой разумеющееся, нужно рассказать и объяснить командиру. Чего уж там, его вина, даже не подумал, что некоторые вещи, для него, выросшего на границе с Пустошами и успевшего немало по ним побродить, являющиеся естественными и привычными, для Миши и его людей совершенно непонятны. Просто потому, что в своих родных краях они ни с чем подобным даже не сталкивались.
— Ну, выяснил чего интересного? — сходу поинтересовался сидевший за тем же столом Саша Шуруп.
— Да так, — замялся Володя, — нарыл кой-чего, но не сказать, что сильно важного или очень интересного.
— Зато как старался, — тихо хохотнул Толя. — Так к бару рванул, аж уши по ветру развивались и по затылку хлестали. Видно, боялся, что опередит кто-нибудь.
Володя почувствовал, как вдруг жарким огнем загорелись щеки. Неужто он на самом деле так глупо со стороны выглядел? Ой, стыдоба! Тоже мне, агент-нелегал, Баба-Яга в тылу врага.
— Да не слушай ты этого балабола, ему только повод дай для зубоскальства — насмерть задолбает. Но в целом он все равно безвредный, так что, просто не обращай внимания.
— Кто безвредный? Я безвредный?! Это на меня внимания не обращать?!! — Толя, состроив свирепую физиономию, начинает усиленно играть своей внушительной мускулатурой, от чего футболка на нем заходила ходуном, едва не трескаясь по швам.
— Да не надувайся ты так, пузырь, — хихикает Шуруп. — Лопнешь — все стены людям забрызгаешь.
— Ну, вот, — теперь Толя изображает уныние. — Никто меня не боится, никто не уважает… Все унижают и притесняют…
— Будет вам хохмить, парни, — чуть не взмолился Стельмашок. — Ну, правда, неужели так плохо все со стороны смотрелось?
— Да нормально все смотрелось, — в два голоса успокоили его наемники.
— Хотя, — продолжил Толик, — мы и сами собирались тут на разведку идти, но как увидали твой порыв, решили не мешаться, а дать тебе себя показать. Так что, давай, делись, чего ты там выяснил. Хотя…
Жестом остановив уже собравшегося начать Володю, Курсант легонько кивнул в сторону стола, за которым беседовали Тюкалов и Прохоров.
— Здешняя «вохра», похоже, баиньки собралась. Так что, айда сразу Мише все и расскажешь, чтоб сто раз не повторяться. Саня, ты с нами?
— Не, — отмахнулся рыжий наемник, — я, в отличие от вас, проглотов, не доел еще. Да и характер у меня не шибко любознательный, вдвоем топайте.
— Как знаешь, — пожал плечами Толя. — Пошли Вовка.
Присев за стол командира, Володя начал рассказывать. Старался говорить кратко, но емко, без лишних подробностей, но не упуская ничего важного, подражая инструкторам-пограничникам из камышинской бригады, что в Иловле для ходоков занятия по боевой подготовке проводили. Да и сам Михаил точно так же разговаривает. Нет, когда с компании и на разные отвлеченные темы, как Сашка Шуруп однажды брякнул: «про насущные дела, да про женские тела», там никакой лаконичности и в помине нету. Тут командир и балагурит, и байки травит — заслушаешься, и даже, как парни рассказывают, на гитаре здорово играет и песни хорошие поет, под настроение. А вот когда боевую задачу ставит или план действий объясняет — совсем другой человек: серьезный, собранный. Опять же, те из наемников, кто Тюкалова подольше знают, вроде того же Курсанта, говорят, что при всяком высоком начальстве он тоже хохмить начинает, но это, похоже, исключительно «из любви к искусству», чисто у руководства на нервах поиграть немного. А может — вообще защитная реакция. Пойди, построй по стойке «смирно» человека, который тебе в лицо смеется. Как Вовка из рассказов и собственных наблюдений понял, командир вообще шибко к слепому чинопочитанию не склонен: если начальник человек дельный и умный — будет относиться с уважением и вести себя вежливо, а если нет… Уже от нескольких мужиков из отряда Стельмашок слышал, как на Терском Фронте сразу после боев с турками за станицу Червленная Тюкалов какому-то шибко много о себе понимающему штабному чуть в морду не дал. Да еще и повернул потом все так, что того потом лично Министр обороны разжаловал.