Билет в один конец. - Страница 77

А вот сам Рыжий мне понравился. Спокойный, как танк. Столь резкие и непонятные изменения в своей жизни воспринял как нечто само собой разумеющееся, ни единым мускулом на лице не дрогнул. И в машине сидел с каменным лицом — вылитый пленный вождь индейцев из старого вестерна. Глыба, а не человек, ничем не прошибить. Ну, почти ничем… Наблюдать, как трескается на его лице маска безразличия, когда на нем, едва выбравшемся из УАЗа на нашей базе, повисает Вовка, а потом уже я сообщаю, что гражданин Волженков Александр по прозвищу Рыжий из рабства за примерное поведение, деятельное раскаяние, становление на путь исправления и сотрудничества с администрацией освобождается по УДО, было очень забавно. Первым делом отправляем деда в заранее истопленную по моему приказу баню, предварительно отобрав его грязные, засаленные лохмотья. А то вот только «бекарасов» мне в казарме не хватает, для полного-то счастья. Правда, услыхав о дезинсекции, Рыжий проявил непоколебимую решительность и бриться наголо отказался наотрез. Пришлось после помывки по старому бабушкиному рецепту поливать его шевелюру и бороду керосином. Не подумайте плохого, поджигать никто никого не собирался, просто почему-то именно от керосина воши уж больно хорошо дохнут. Согласен, способ — жуткое варварство, керосин жидкость агрессивная, кожу на голове обжигает, она потом сильно шелушится. Но единственной альтернативой была бритва. Что ж Александр Александрович, терпи теперь. Красота, как известно, требует жертв.

А вот от обильного праздничного застолья в честь «возвращения блудного дяди» пришлось отказаться. После вынужденной диеты в рабском бараке от простой и сытной, но тяжелой пищи у Рыжего запросто заворот кишок может приключиться. Так что, наварил ему наш отрядный кашевар жиденького куриного супчика. Но Волженков, явно понимающий что к чему, не только обижаться не стал, но и от души спасибо сказал за такую заботу. На ночь я их с Вовкой устроил в старшинской каптерке. Один черт не уснут, болтать будут, а в казарме так еще и другим отдохнуть не дадут.

А вот ранним утром мое образовавшееся было накануне хорошее настроение грубо и основательно разрушили. Еще даже не взошло солнце, когда часовой с КПП на центральных воротах доложил, что меня срочно хочет по очень важному делу видеть Прохоров. Интересно, чего это принесло его ни свет, ни заря? Бессонница что ли мучает, хочет, чтоб я ему колыбельную спел?

М-да, что-то лицо Владимира Сергеевича к шуткам ни разу не располагает. Нервничает начальник охраны, сильно волнуется.

— Вот что, Михаил, — сразу берет он быка за рога. — То, что что-то с тобой не так, я еще в первый день почувствовал. Прямо свербило у меня внутри, что не так в тебе что-то. Но, не думал я, что все настолько серьезно. Однако я тебе задолжал, здорово задолжал, потому и пришел…

— Так, погоди-ка, Сергеич, куда-то тебя не туда несет. В чем хоть дело?

— В чем дело? Да в том, что полчаса назад кто-то красиво подорвал ангар, в котором Черный Полковник свой «Тополь» держал. Капитально накрыл, только стены внутрь рухнули. Восстановлению, как говорится, не подлежит. Во всем винят югороссийских диверсантов. Вы что, действительно надеялись, что Полковник на вас не подумает?

Оп-па! Вот так вот значит! А это, друзья, оборотная медаль зловещей и загадочной популярности, когда что бы о тебе не сказали, все будет восприниматься как правда. Думаю, что Полковник сейчас гарантированно не в духе и никаких объяснений слушать просто не станет, не интересны они ему. К тому же — середина сентября на дворе. А осень, как известно, пора обострений у психов. Вот ведь попали, так попали! Так, стоп!

— Погоди, Сергеич, а ты-то откуда обо всем этом знаешь?

— Меня, Миша, история с вырезанным хутором очень многому научила. Вот и обзавелся я, в обход запрета, какой-никакой радиосвязью. А в Рощинском, в двух шагах от базы, живет один человечек, что мне по гроб жизни кое за что обязан. Вот и сообщил сразу же. Там сейчас вовсю к акции возмездия готовятся. Думаю, час-полтора у вас есть, но не больше. Так что, господин югороссийский шпион, собирай-ка парней своих, и рвите быстрее, пока вас тут не окружили и не перебили.

Вот оно как. Кто-то устроил на базе в Рощинском диверсию, а все стрелки красиво перевели на нас. Зашибись! Вот и вылез-таки тот самый, третий вариант, которого я больше всего опасался еще в Большой Ивановке: весь наш отряд — просто ширма, дымовая завеса между Полковником и еще кем-то, выполняющим настоящее задание. Прикрытие, отвлекающий фактор. Пока все внимание Полковника и его бандитов сосредоточено на нас, кто-то, оставаясь в тени, делает свое дело. Нет, оно, конечно, красиво придумано. Вот только нас о том. что мы наживка. Предупредить почему-то забыли и если б не человеческий порыв Прохорова, то часа через полтора-два нашу базу, вместе с нами, мешали бы с грязью пушками БМП. Интересно, а про спутник это изначально «деза» была? Нет, вряд ли, ведь Черный Полковник это чертово изделие П-26/17-бис тоже искал, причем долго и тщательно, а ведь он на доверчивого простачка не похож совершенно. Значит, подождали наши штабные полтора месяца, поняли, что результатов нет, да и решили, что коль спутник не найден, так хоть полковнику клыки выбить нужно, пока есть такая возможность. А мы… А что мы? Кому там интересны судьбы тридцати мужиков? Не тот уровень, там дивизии, словно пешки, на размен отдают.

— Спасибо тебе, Сергеич, — я крепко жму руку Прохорову. — Ты уж прости, если что не так было. Кстати, у тебя-то проблем не будет?

— А у меня-то с чего? Я сейчас вообще дома сплю, седьмой сон вижу, а у тебя, да часового твоего — просто коллективная галлюцинация. И обо всем произошедшем я узнаю, только когда меня через пару часов люди полковника разбудят. Смекаешь?